– Да, – ответила я.
– А с милицией почему не связываетесь?
– Потому что, пока дело не раскрыто, милиция нас всерьез не воспримет, – объяснила я.
– Значит, вы вроде тимуровцев? – продолжала «пионервожатая».
– Вроде кого? – не поняла Мотька.
– Неужели вы не читали «Тимур и его команда»? – поразилась Мария Бенедиктовна.
– Нет, – отвечала Мотька. – А ты читала, Ась?
Митя сделал страшные глаза.
– Варь, а ты читала, ась? – приложила руку к уху Матильда.
– Лизонька, ты плохо слышишь? – спросила Анна Дмитриевна.
– Ась?
– Варенька, она плохо слышит? – смеясь одними глазами, спросила Митина бабушка.
– Да, неважно! И всегда так по-деревенски переспрашивает: ась? – на ходу выдумывала я.
Митька уже едва не падал со стула от смеха, Мотька сидела, потупив глаза и сложив бантиком губы, чтобы не рассмеяться. А мне каково?
– Да, так о чем мы говорили? Вы спрашивали, читали ли мы «Тимур и его команда»? Я – читала!
– Вот! Я сразу так и подумала! – воскликнула Мария Бенедиктовна. – А пионеркой ты была?
– Нет, не была!
– И в пионерском лагере тоже никогда не была? – продолжала допытываться Мария Бенедиктовна. – Ах, как жаль! Что эти бедные дети видят! – сокрушенно проговорила она.
– Ну, Машенька, ты не права! – вмешалась Анна Дмитриевна. – Нынешние дети много чего видят и за границу ездят… Вот вы, девочки, наверное, знаете, что Митенька наш уже в Турции был с родителями и в Германии. А вы?
– А мы даже в Израиле были! – воскликнула Матильда.
– В Израиле? – удивилась Мария Гавриловна. – Неужели? И видели своими глазами храм Гроба Господня?
– Да! И в Назарете были, и в Вифлееме! – захлебывалась Мотька.
В этом году весенние каникулы мы провели в Израиле. Нас туда отправил спасенный нами банкир Феликс Ключевский.
– Невероятно! А ты, Маша, говоришь, пионерский лагерь…
– Я считаю, нечего юные головы забивать всякой религиозной мурой, – горячилась «пионервожатая». – Дети, не видевшие «Артека», не сидевшие у пионерского костра, – это обездоленные дети!
– Позволь не согласиться с тобой, – возразила Мария Гавриловна.
– Да, у тебя всегда были буржуазные взгляды! Помещичья внучка!
Все-таки я тонкий психолог. Сразу определила, что одна – барыня, а другая – пионервожатая!
– Девочки, – обратилась к нам Мария Гавриловна, – а можем мы рассчитывать, что вы поставите нас в известность, если найдете этих воровок?
– Конечно! – в один голос воскликнули мы с Мотькой.
– Да, кстати, я тут недавно еще одну пропажу обнаружила, – вспомнила Мария Гавриловна. – У меня на летней кофточке была брошь приколота, серебряная корзиночка с виноградными гроздьями из хризопраза.
– А хризопраз, он какой? – поинтересовалась Мотька.
– Зеленый, полупрозрачный. Я совсем про нее забыла, когда хватилась других вещей, а вчера стала летнюю одежду убирать, смотрю, нет моей брошки. И даже ткань слегка порвана, видно, для быстроты просто выдрали брошку, там замочек заедал…
– А вы не могли сами ее потерять? – на всякий случай спросила я.
– Нет, в том-то и дело, что ее с трудом можно было снять… я же говорю, замочек заедает…
– Ну что ж, это вещь приметная, – сказала я и записала в блокнот про брошку. – Хорошо, – заключила я, – если что узнаем, сразу вам сообщим.
– Дай вам бог здоровья, девочки, – вздохнула Мария Гавриловна. – А мне эту брошку жалко, она еще моей бабушке принадлежала…
– Варенька, можно тебя на минуточку? – сказала Анна Дмитриевна и поманила меня на кухню.
– Анна Дмитриевна…
– Погоди! Признавайся, ты Ася? А Лиза – Матильда?
– Почему… – опешила я.
– Зачем этот обман? Я не понимаю!
– Потому что Митя не хотел, чтобы вы знали про нас… про наши дела! Он говорит, у вас больное сердце и вам нельзя… Но как вы догадались?
– Во-первых, Митюша много мне о вас рассказывал, особенно о тебе, а во-вторых, Матильда безбожно переигрывала, изображая тугоухую, – усмехнулась Анна Дмитриевна. – Я понимаю, вы считали, что эта ложь – во спасение?
– Конечно!
– Так уж и быть, прощаю на сей раз! И не стану разоблачать перед Машеньками. Ладно, ступай!
Митя встретил меня вопрошающим взглядом. Я в ответ пожала плечами.
Наконец мы собрались уходить. Мите так и не удалось побыть наедине с бабушкой.
Едва мы вышли из подъезда, он спросил:
– О чем это вы на кухне беседовали?
– Твоя бабушка нас раскусила!
– Как? – ахнула Мотька.
– Так! Ась, ась! Тут любой дурак догадается, – засмеялась я.
– Я чуть не помер! – захохотал Митька. – Но бабка моя молодец, все здорово сечет! Я надеюсь, ты в подробности не вдавалась?
– Вдавалась! Все ей рассказала! И как нас в Таллине похитили, и про воров, и про бандитов!
– Ладно, не сердись! Я на всякий случай спросил.
– Как же не сердиться, если мы по твоей милости в таком дурацком положении оказались?
– Все, хватит вам пререкаться! – вмешалась Мотька. – Лучше обсудим, что нам этот разговор дал.
– Кроме описаний украденных цацек, практически ничего нового. Только то, что краснобереточница волосы все время поправляет, – проворчала я.
– Это уже кое-что! А то ведь все говорили, что она совсем неприметная.
Глава VIII
Казанская сирота
На следующий день в школе все еще стояла вонь, но занятия тем не менее начались. Перед физикой Макс Гольдберг и Вадик отозвали в сторонку Верстовского. Мы с Матильдой стояли неподалеку.
– Эй, Аскольдова Могила, – начал Макс, – это твоих рук дело?
– Что? – не понял Богдан.
– Ты навел Алису с Клавдей?
– Навел? Куда?
– Сам должен знать, падла! – прошипел сквозь зубы Вадик.
– Эй, полегче, Балабушка! Забыл, что я боксер?
– А нам плевать, что ты боксер! Признавайся лучше!
– Ничего не понимаю! В чем я должен признаваться?
– Сейчас как дам, – разгорячился Вадик, – сразу поймешь!
– Вадик! Погоди шуметь! Значит, ты утверждаешь, что не звонил в субботу Алисе?
– Не звонил! Я и телефона ее не знаю!
– И твоя подружка Дубова ничего об этом не знает?
– Во-первых, она не моя подружка, а во-вторых, если ты сейчас не объяснишь, в чем дело, то можешь пожалеть…
– Хорошо, я объясню! В субботу кто-то позвонил Алисе и сказал, что у Матильды день рождения и там творится черт знает что, пьянки-гулянки и все такое! Человек этот назвался Аскольдовым!
– Ни фига себе! – воскликнул Богдан. – Это кто-то решил меня подставить! Я такими дерьмовыми штучками не занимаюсь!
– Тогда подумай, кто бы это мог быть, – сказал Макс.
– Кажется, я уже догадываюсь.
– Кто?
– Это мое личное дело, я сам с этим человеком разберусь.
– Но все-таки хотелось бы знать, кто у нас такой пакостник, – произнес Балабушка. – Раньше такими делами Дубова промышляла: это ее стиль.
– Дубову можешь сразу исключить, – сквозь зубы произнес Верстовский. – В субботу мы с ней за город ездили! – И он густо покраснел.
– А говорил, она не твоя подружка! – заржал Вадик.
– Значит, у Дубовой алиби? – насмешливо спросил Макс.
– Железное, – продолжал хохотать Вадик.
Тут прозвенел звонок, и разговор прервался.
– Похоже, Лялька тут и вправду ни при чем, – прошептала мне на ухо Матильда.
– Это Верка! – шепнула я в ответ. – Смотри, какую независимую из себя строит.
В самом деле, Верочка, первая красавица, сидела с отрешенным видом, словно все происходящее ее ничуть не заботило.
– Ничего, она у меня еще получит.
Клавдюшка начала было объяснять новый материал, но чувствовалось, что ее что-то тревожит. И впрямь, она отложила мел, села за стол, на минуту задумалась. Потом начала:
– Ребята, я не пожалею урока, мне надо выяснить кое-что. В субботу произошел очень странный и крайне неприятный инцидент.
Мы с Мотькой переглянулись.
– Кто-то позвонил на дом Алисе Петровне и сообщил, что у Матильды Корбут день рождения и там творится черт знает что…